Vorwarts

В Ростоке с 1819 года стоит памятник герою наполеоновских войн генерал-фельдмаршалу Гебхарду Леберехту Блюхеру, князю Вальштатскому, главнокомандующему прусской армией в битве при Ватерлоо. Кажется, что полководец в косматой бурке сейчас спустится с пьедестала. Фон Шадов, автор монумента, прекрасно передал пылкий, решительный характер генерала. Удивительно, но ни один из недоброжелателей или многочисленных завоевателей, прошедших через эти земли за многие годы, не осмелился осквернить память этого человека …

Гебхард был «рожден в фуражке», несмотря на все увещевания родителей, он в пятнадцать лет записался в кавалерийский полк. И отдал военной службе (с небольшими перерывами) более сорока лет жизни. Победы и поражения, собственные ранения и смерти товарищей, и даже плен - вот что составляло основу его жизни. Но Блюхер всегда оставался верным однажды избранной дороге, он нес свой крест с честью и достоинством.


Гебхард Леберехт Блюхер

Кстати, о кресте.  За победу над Наполеоном   в 1815 он был награжден эксклюзивной формой Железного креста, изготовленной в одном единственном экземпляре  – Железным крестом в обрамлении сияния из золотых лучей – так называемой «Звездой Блюхера» (Bluecherstern). 

Всю свою жизнь Блюхер оставался «Генералом Вперед!»», так прозвали его любимые прусские «черные гусары» (из-за воинственного клича, с которым он вел свои войска, - «Vorwarts!»), под знаменами которых он воевал с французскими армадами, захлестнувшими всю Европу в начале XIX века. Его храбрость снискала ему любовь и уважение не только среди пруссаков, но и у большого числа «соратников по оружию». Так, русские солдаты перекрестили его любовно в фельдмаршала Брюхова. С большим пиететом относился к нему донской атаман граф Матвей Иванович Платов. Об их отношениях рассказывают такую байку: 

Атаман любил пить с генерал-фельдмаршалом. При этом Платов предпочитал цимлянское, изрядным запасом которого всегда располагал. Пили Платов с Блюхером обычно молча и много. В конце концов, Блюхер в беспамятстве падал под стол, а адъютанты его поднимали и относили в экипаж. Платов же, оставшись один, всякий раз сокрушался:

- Люблю Блюхера, славный, приятный человек... Одно в нем плохо: не выдерживает...
- Но, ваше сиятельство, - заметил однажды Николай Федорович Смирной, адъютант и переводчик Платова, - Блюхер не знает по-русски, а вы по-немецки... Какое же вы находите удовольствие в знакомстве с ним?

- Э! Как будто разговоры нужны... Я и без разговоров знаю его душу... Он потому и приятен, что сердечный человек...

Помимо своих «бравых парней», как фельдмаршал называл своих гусар, Блюхер любил еще три вещи, а именно, вино, азартные игры и табак. Причем последний он любил настолько, что при принятии кого-либо решения обязательно делал две-три затяжки. «Без табака,- любил говаривать он,- я не стою и ломаного гроша». 


Орловский А. О. Портрет М. И. Платова. 1812-1813 гг

Странно, но, не смотря на свою страстную любовь к табаку, фельдмаршал брезговал дорогими курительными аксессуарами. Он предпочитал курить длинные голландские трубки из глины, которые, как известно, очень часто ломались. По этой причине Блюхер был вынужден даже выбрать из числа своих «парней» вестового, в обязанности которого входило следить за состоянием его трубок, которые хранились в специально предназначенном для этого сундуке. Как Вы понимаете, это был самый ценный груз в походном арсенале генерала.

Поломка очередной трубки для Блюхера всегда была большим событием. Когда это случалось, пострадавшая трубка подвергалась самому тщательному досмотру, и, если чубук был сломан не очень близко от головки, то такая трубка направлялась в «корпус инвалидов» в звании «Stummel» (обрубок, огрызок). С такой вот «раненой» трубкой во рту его можно было часто наблюдать, сидящим на сером коне,  и при движении войск, и во время рекогносцировочных вылазок конницы. При этом очевидцы утверждают, что немало таких трубок было окончательно уничтожено неприятельским огнем. Во рту бесстрашного генерала оставался торчать лишь остаток чубука.

«Пайп-мастером» Бдюхера во время наполеоновских войн был Кристиан Хеннеманн (Christian Hennemann), так же как и он, выходец из Ростока. Он был сильным образом привязан к генералу и хорошо знал все особенности его непростого характера. К своим обязанностям «хранителя трубок» он относился с большой серьезностью и даже с определенной фанатичностью. Содержимое вверенного ему сундука он знал, естественно, как свои пять пальцев и хранил его как зеницу ока. Перед каждым сражением Блюхер приказывал ему набить его длинную трубку, делал несколько коротких затяжек, затем возвращал ее Хеннеманну и, выхватывая свою шашку наголо, с диким криком «Вперед, мои парни!» мчался в атаку.

Дениса Дайтона, «Ватерлоо»

О фанатичной преданности своему хозяину и своему делу Хеннеманна рассказывают следующую историю:

В то памятное утро битвы при Ватерлоо Хеннеманн как всегда приготовил для генерала трубку, но не успел он передать ее своему хозяину, как рядом взорвалось выпущенное французской артиллерией ядро, землей и песком осыпавшее Блюхера и его коня. Конь метнулся в сторону, а новая трубка, как это уже не раз бывало, сломалась, так и не побывав во рту своего владельца. «Набей мне другую трубку, -  скомандовал бесстрашный воин. - Зажги ее и обожди меня немного, пока я разделаюсь с этими французскими плутами».  И с традиционным призывом «Вперед! Парни!» Блюхер помчался в бой. Но на этот раз бой длился несколько больше, чем «немного». Кровавая битва, в которой Блюхер потерял семь тысяч  «бравых ребят», длилась еще целый день. Наконец, на поле брани встретились друзья-победители: Блюхер и   английский полководец Артур Уэлсли Веллингтон. Они поздравили друг друга с хорошо сделанной «работой» и высоко отметили мужество и храбрость союзных войск. «Ваши парни,- сказал Веллингтон,- ворвались в бой словно сам дьявол!» На это Блюхер ответил: «Да, но это их работа. Слов нет, они храбрецы, но не знаю, отважился бы кто-нибудь из них стоять так спокойно под градом ядер и пуль, как делаете это вы -  англичане!» 

После обмена любезностями герцог Веллингтон попросил Блюхера рассказать ему о позиции, которую тот занимал во время битвы, и которая помогла ему нанести смертельный удар по неприятельским войскам. Блюхер, не блиставший ораторским талантом, предпочел, чтобы Веллингтон увидел все своими собственными глазами. Они направились  туда вместе и обнаружили покинутый плацдарм полностью опустошенным. На голом месте, где еще недавно стоял штаб фельдмаршала,  одиноко маячила только сиротливая фигура его верного вестового Хеннеманна. Голова его была перевязана, а рука, а точнее то, что от нее осталось, была завернута в рукав. При этом он курил длинную голландку. «Да это же мой слуга Кристиан Хеннеманн! – вскричал Блюхер. -  Как странно ты выглядишь! Что ты здесь делаешь?» «Так Вы вернулись, наконец? – усталым голосом спросил вестовой. – Я стою здесь уже целый день, ожидая Вас. За это время уже несколько трубок было выбито французскими пулями из моего рта. Одна из них угодила мне в голову, а другая раздробила руку. Эта трубка – последняя, и хорошо, что стрельба кончилась, иначе французы разбили бы и ее, а Вы, сударь,  остались бы торчать здесь с сухим ртом». После этого  Хеннеманн передал раскуренную трубку Блюхеру. Тот сделал из нее несколько затяжек и обратился к своему верному слуге со следующими словами: «Ты прав. Я заставил тебя долго ждать, но сегодня нам не удалось заставить французских парней бежать всех сразу». Все это время Веллингтон с удивлением наблюдал за происходящим разговором, переводя взгляд то на Блюхера, то на Хеннеманна, то на поле усыпанное ядрами. Увиденное не оставило у него ни капли сомнения в том, что Блюхер, выбравший столь рискованную позицию, подвергал свои войска большой опасности…

Рана Хеннеманна оказалась серьезной, но он выстоял…

И это главное в этой истории.