По следам золотого льва (продолжение)

В предыдущей статье мы говорили о некоем петербургском купце по фамилии Демут, который держал на Невском проспекте винный погреб. В нем, среди прочих продуктов, продавался и табак. Факт сам по себе весьма примечательный, если учесть, что в те времена в отношении табака действовала  система откупов. И главным откупщиком был не кто иной, как граф Петр Шувалов. Но,  в данном случае, нас интересует не это, а скорее сам Демут. Как оказалось, персонаж этот оставил заметный след в русской истории, а фамилия его представляет большой интерес для табаковедов.

Речь идет о заезжем купце Филипп-Якобе Демуте. Известно, что он родился  28 декабря 1750 года в Страсбурге, однако в разных источниках его причисляют то к французам, то к голландцам. При этом на некоторых рекламах фамилия его пишется на французский манер Demouth, в то время как на надгробии его единственной дочери Елизаветы, она начертана как Demuth. Ну, а эта фамилия имеет явные немецкие корни. Она происходит от средневекового немецкого прилагательного «diemout» или «demout», что означало «скромный». Вот пример из одного документа, датируемого  1293 годом: «Heinrich dictus Diemout, zu Oberried». В современном немецком языке «demuth» означает «смирение», «покорность». 

Так что, есть веские основания, полагать, что происходил Филипп-Якоб, не смотря на место рождения, все-таки из немецкой семьи. На эту мысль наводит и сама собой напрашивающаяся аналогия с Францем Ивановичем Тираном, мужем Елизаветы  Филипповны, за которого она вышла замуж в 1811 году. Хотя  источники причисляют его к  французам по  причине того, что он был родом из Страсбурга,  судя по приставке  von (фон) при  фамилии Tyran, он имел скорее немецкие корни.


Демутов трактир

Так или иначе, но этот самый Демут с 1767 года уже фигурирует в ведомостях  как трактирщик. Судя по всему, дела  у него шли хорошо, и он решается основать  «заездный дом», в просторечии получивший название «Демутов трактир». Место для этого было выбрано отличное – всего в нескольких шагах от Невского проспекта, который, как мы знаем, с 1783 года стал главной улицей столицы. Это способствовало тому, что со временем трактир превратился в первоклассную гостиницу, единогласно признанную одной из лучших в Петербурге.  Об этом свидетельствуют описания Петербурга, изданные в Париже (1796 год) и в Лондоне (1825 год), в которых  отель Демута рекомендуется как самый комфортабельный в русской столице. Теперь в «трактире» приезжим предлагалось более пятидесяти номеров. В их числе были особо комфортабельные апартаменты из нескольких комнат, обращенных окнами на Мойку или на Большую Конюшенную, были и дешевые номера с маленькими окнами, смотревшими в тёмный и грязный проходной двор. 

Ф.Я. Демут быстро разбогател, получил звание коллежского асессора (что по изданной еще Петром I «Табели о рангах» давало потомственное дворянство), в конце века стал директором Государственного Заемного банка. После смерти Демута (4 ноября 1802 года) его вдова унаследовала пять домов в Петербурге (в том числе два дома на Мойке, нынешние № 24 и № 40). Она передала содержание Демутова трактира французу Гюге, от которого в 1809 году дело перешло к купчихе Шарлотте Гюне, а в 1822 году по наследству к  дочери Демута Елизавете.

Именно в те годы, когда владелицей трактира стала Елизавета Демут-Тиран (в некоторых источниках Демутов трактир называют «домом майорши Тиран»), гостиница стала одним из центров культурной жизни Петербурга. В разное время в гостинице «Демут» останавливались генералы М.И. Платов и А.П. Ермолов, государственный деятель М.М. Сперанский, будущий хирург Н.И. Пирогов, поэты Ф.И. Тютчев, К.Н. Батюшков, декабристы Г.С. Батеньков, П.И. Пестель, А.А. Бестужев, М.П. Бестужев-Рюмин. В 1839 году в «Демутовом трактире» остановился приехавший в Петербург А.И. Герцен. В 1859 году здесь квартировал прусский посланник при русском дворе Отто Бисмарк. В 1861, 1871, 1872, 1874 и 1876 годах постояльцем трактира был И.С. Тургенев, в 1880 и 1881 годах - И.Е. Репин. В 1853-60-х годах и с конца 1880-х гг. до 1891 года в Демутовом трактире помещался Шахматный клуб, вице-председателем которого был М.И. Чигорин.

Но, пожалуй, наибольшую известность «Демутов трактир» получил в связи  с тем, что здесь останавливался в разные годы А.С. Пушкин; здесь же проживали родители поэта и его знакомые. Именно здесь остановился Пушкин со своим дядей, Василием Львовичем, приехав сдавать экзамены в Лицей. Часто останавливался он в этой гостинице и потом, о чем свидетельствуют подписи на письмах, или, например, полицейские документы на Пушкина. Здесь он писал главы из «Евгения Онегина», в номерах этой гостиницы остановился с молодой женой, о чем написал в письме своему другу, П.В. Нащекину: «Приехали мы благополучно в Демутов трактир, и на днях отправляемся в Царское Село, где мой домик еще не меблирован...». Часто заходил Пушкин в Демутов трактир и в гости.

У Пушкина в описании столичного кабинета Онегина, обставленного по последней моде, есть такие строки:

«Изображу ль в картине верной
Уединенный кабинет,
Где мод воспитанник примерный
Одет, раздет, и вновь одет?
Все, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный,
И по Балтическим волнам
За лес и сало возят к нам,
Все, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной, -
Все украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет.
Янтарь на трубках Цареграда,
Фарфор и бронза на столе,
И, чувств изнеженных отрада,
Духи в граненом хрустале;
Гребенки, пилочки стальные,
Прямые ножницы, кривые,
И щетки тридцати родов».

«Янтарь на трубках Цареграда» - таким образом поэт увековечил  трубку в своем бессмертном романе. Отдельные источники утверждают, что под эпитетом «янтарь» здесь подразумевается  патина, возникающая на пенковой трубке при курении, под воздействием высокой температуры. Другие склонны считать, что, скорее всего, речь идет о янтарных мундштуках курительных трубок. Впрочем, есть и другая версия.  Существует легенда, что Александр Сергеевич, гостивший в 1823 году у  графа Воронцова и флиртовавший с его женой, попробовал у него кальян. Поэт был настолько очарован прекрасным курительным прибором, что в «Евгении Онегине» «присвоил» своему герою этот артефакт, образно назвав его «трубкой Цареграда».

Нам же представляется предпочтительней «трубочная» версия. Во-первых, потому, что сам Пушкин любил курить трубку в минуты отдыха, с друзьями или в одиночестве. Часто брал он ее во время душевного беспокойства, «хандры»: известно, что после неудачи «Полтавы» Пушкин сильно изменился – страсть к развлечениям сменилась привычкой лежать целыми днями на диване, с трубкой. Во-вторых, потому что описанный Пушкиным  кабинет Онегина, как считают многие специалисты, имеет реальный прототип. Поэт описывает не что иное, как убранство комнат П.Я. Чаадаева, участника войны 1812 года, одного из самых ярких философов пушкинской поры, который проживал в номере 54 Демутовской гостиницы в 1818-1824 годах.

Кстати говоря, метафора «янтарь на трубках Цареграда» стала настолько популярна, что ее использовали даже в рекламных целях. На это обратил внимание еще Владимир Маяковский в своей работе «Не бабочки, а Александр Македонский» опубликованной в газете  «Новь» от 17 ноября 1914 г.:

«Сначала о поэзии-прислуге: 

Янтарь на трубках Цареграда,
Фарфор и бронза на столе
И, душ изнеженных отрада,
Духи в граненом хрустале. 

Иду вперед: простор и даль,
Лазурь прозрачна небосклона,
Точь-в-точь бумага Рис Рояль,
Что в чудных гильзах Викторсона. 

Дактилоскопический оттиск! 

Как близко сошлись свободные пальцы барда с наемной рукой Михея! 

Для старой поэзии здесь нет ничего позорного. 

Деревенская Россия была так нища, что поэтов хоть в сельские учителя отдавай. 

Так, бедному Некрасову пришлось поступить в сельские старосты, а Надсону - выступать на студенческих вечерах. 

Тогдашняя Россия требовала от поэтов одного: скорее развозить в легоньких дрожках заученных размеров сведения о российской торговле и промышленности и тюки гражданских идей». 

Следует пояснить, что  псевдонимом Дядя Михей подписывались в дореволюционных газетах некоторые рекламные стихи о папиросах, вине и т. д. Авторство большинства из них приписывается Сергею Аполлоновичу Короткому. К сожалению, сведений об этом замечательном поэте-рекламисте сохранилось очень мало. Известно только, что родился он в 1854 году в селе Новые Котлицы Муромского уезда Владимирской губернии. Был определенное время доверенным Товарищества табачной фабрики «А.Н. Шапошников и Ко». Сочетал журналистскую деятельность с работой в качестве рекламного и торгового агента. Проживал по адресу: Санкт-Петербург, Разъезжая, 11, кв. 2. В цитируемой нами книге о нем говорится всего несколько слов: «Герой русско-турецкой войны 1877–1878 года. Прежде бил турок, ныне их же табаками бьет своих конкурентов. Большой знаток табачного дела, любимец публики, пользующийся ее неограниченным доверием. Enfant terrible – для фабрикантов, желанный гость у торговцев». Сам о себе Дядя Михей не без гордости говорит так:

  Служу я публике всегда

И ею только озабочен,

  За то успех мой, господа,

  Воистину отменно прочен.

  Мой псевдоним Дядя Михей.

  Девиз «вперед и не робей».

Что же касается купца, имя которого упоминается  в  поэтических строчках, которые стали предметом критики Маяковского как образец «поэзии-прислуги», то речь идет об Александре Викторсоне  (1853 - 1901), купце второй гильдии (в купечестве - с 1889 г.), получившем известность в конце XIX века  благодаря производимым им папиросным гильзам. Мы знаем, что в 1896 г. Александр Семёнович Викторсон купил купеческую усадьбу на Большой Ордынке (ныне - дом №66, Посольство Мавритании) - деревянный одноэтажный дом с мезонином, антресолями и каменным нежилым подвалом, и для более прибыльного использования земли открыл здесь небольшую фабрику по производству папиросных гильз. Такое использование усадебных владений было типичным для Замоскворечья. Купцам-середнякам невыгодно было дополнительно покупать отдельную землю для фабрики, а возможность непосредственно контролировать производство придавало ему большую эффективность. Энергию для фабрики вырабатывал электрический двигатель, а число рабочих составляло 62 человека. Производство находилось рядом с главным усадебным домом, в двухэтажном флигеле. Викторсон перестроил также и свою резиденцию, добавив туда эклектические элементы. В 1924-1925 годах здание бывшей фабрики было достроено третьим этажом и переоборудовано для жилого дома Первой образцовой типографии. 

Но, мы отвлеклись. И так, Демут. Собственно, чем так примечательна для нас эта фамилия? Все дело в том, что наши изыскания вывели нас на другого персонажа, носившего такую же фамилию, и который представляет для нас куда более глубокий интерес. Имел ли какое-либо отношение к нему российский Демут, это еще предстоит установить. Просто нам показалась интригующей эта возможная связь. К тому же  это дало нам прекрасную возможность навести мостик из Старого Света в Новый.

Да, именно в Новый Свет мы и направляемся, но об этом в следующей статье.