Никогда бы не подумал, что многогранный образ сигары может быть использован как яркая метафора в идеологической полемике. То, что это возможно, наглядно продемонстрировал Петр Вяземский, с творчеством которого мы уже как-то знакомили вас. Напомню, что речь идет о Вяземском Петре Андреевиче (1792-1878) - российском государственном и культурном деятеле, поэте, литературном критике, мемуаристе, и острослове. Его записные книжки, которые он вел с 1813 г. до конца жизни, это истинные образцы российского остроумия. В них он рассуждает о литературе и литераторах, даёт оценку многим авторам и не только. Кроме этого, в записках содержится множество баек, анекдотов, исторических и не очень.

Вот, что он пишет, в частности, о либералах:
«Некоторые из наших прогрессистов – надобно же называть их, как они сами себя величают – не могут понять, или не хотят понять, что можно любить прогресс, а их не любить: не только не любить, но признавать обязанностью даже ратовать против них, именно во имя той мысли и из любви той мысли, которую они исказили и опошлили. Можно любить живопись; но именно потому, что любишь и уважаешь ее, смеешься над Ефремами малярами Российских стран, которые мазилкою своей пишут Кузьму Лукою. Эти господа думают, что они компаниею своей сняли на откуп либерализм и прогресс и готовы звать к мировому на суд каждого, кто не в их лавочке запасается сигарами или прогрессом и либерализмом. Они и знать не хотят, что есть на свете гаванские сигары, и что, привыкнув к ним, нельзя без оскомины, без тошноты курить их домашние, фальшивые сигары, которые только на вид смотрят табаком, а внутри ничто иное как труха. Скажу, например, о себе: я мог быть журналистом и был им отчасти; но из того не следует, что я должен быть запанибрата со всеми журналистами и отстаивать все их мнения и разделять с ними направление, которому не сочувствую. Доказательством тому приведу, что я добровольно вышел из редакции Телеграфа, когда пошел он по дороге, по которой не хотел я идти. Тогда был я в отставке и в положении совершенно независимом: следовательно, поступил я так не в виду каких-нибудь обязательных условий и приличий, а просто потому, что ни сочувствия мои, ни литературная совесть моя, не могли мирволить тому, что было им не по вкусу. Карамзин был совершенно в праве написать обо мне, что я пылал свободомыслием, то есть либерализмом в значении Карамзина. Не отрекаюсь от того и даже не раскаиваюсь в этом. Но либерализм либерализму рознь, как и сигара сигаре рознь. Я и некоторые сверстники мои, в то время, мы были либералами той политической школы, которая возникла во Франции с падением Наполеона и водворением конституционного правления при возвращении Бурбонов. Мы были учениками и последователями преподавания, которое оглашалось с трибуны и в политической полемике такими учителями, каковы были Бенжамен-Констан, Ройе-Коллар и многие другие сподвижники их. Но из того не следует, чтобы мы, либералы того времени, были и ныне послушниками либерализма, который проповедуется разными Гамбетта, Флоке, Рошфор и им подобными. Не мы либералы изменились и изменили, а изменился и изменил либерализм. По французской поговорке скажешь: On nous l’a changé en nourrice. И дитя не то, и кормилицы не те. И не то молоко, которым мы питались и к которому привыкли. Перенесем вопрос на Русскую почву. Многие из нас, например, могли не разделять вполне всех политических и государственных мыслей Николая Тургенева; но могли иметь с ним некоторые точки сочувствия и прикосновения, следовательно, разрыва не было. Были вопросы, в которых умы сходились и действовали дружно. Возьмем даже Рылеева, который был на самой окраине тех мыслей, которых держался Тургенев. Еще шаг и Рылеев был уже за чертою и, по несчастию, он совершил этот шаг. Но все же не был он Нечаев и быть им не мог. Он гнушался бы им, а ведь Нечаев тоже слывет либералом и почитал себя либералом. Охотно верю, что в этой шаткости понятий, в этом разгроме правил, верований, начал, есть гораздо более легкоумия, слабоумия, нежели злоумия, во все же не могу признать либерализмом то, что не есть либерализм. Как ни будь я охотник курить сигару, все же не могу я признавать сигарою вонючий свиток, которым подчивает меня угорелый и утративший чутье и обоняние курильщик. Еще несколько слов. Иным колят глаза их минувшим. Например, упрекают их тем, что говорят они ныне не то, что говорили прежде. Одним словом, не говоря обиняками, обличают человека, что он прежде был либералом, а теперь он консерватор, ретроград и проч. проч. Во-первых, все эти клички, все эти литографированные ярлыки ничего не значат. Это слова, цифры, которые получают значение в применении. Можно быть либералом и вместе с тем консерватором, быть радикалом и не быть либералом, быть либералом и ничем не быть. Попугай, который затвердит слова: свобода, равенство прав и тому подобные, все ж останется птицей немыслящей, хотя и выкрикивает слова из либерального словаря».

Не берусь комментировать, ту часть этих записок, которые касаются либерализма, так как не изучал глубоко деятельность Вяземского. Но вот, что касается, сигар, то здесь я с ним солидарен! Ну, а чтобы отношение Вяземского к либералам было более понятным,приведу в заключение его стихи, датируемые 1860 годом:
«Свободных мыслей коноводы
Восточным деспотам сродни.
У них два веса, два мерила,
Двоякий взгляд, двоякий суд:
Себе дается власть и сила,
Своих наверх, других под спуд.
У них на всё есть лозунг строгой
Под либеральным их клеймом:
Не смей идти своей дорогой,
Не смей ты жить своим умом.
Когда кого они прославят,
Пред тем - колена преклони.
Кого они опалой давят,
Того и ты за них лягни.
Свобода, правда, сахар сладкий,
Но от плантаторов беда;
Куда как тяжки их порядки
Рабам свободного труда!
Свобода - превращеньем роли -
На их условном языке
Есть отреченье личной воли,
Чтоб быть винтом в паровике;
Быть попугаем однозвучным,
Который, весь оторопев,
Твердит с усердием докучным
Ему насвистанный напев.
Скажу с сознанием печальным:
Не вижу разницы большой
Между холопством либеральным
И всякой барщиной другой».
На мой взгляд, сегодня это звучит особенно актуально…
Отлично! Спасибо!