Табак: его история на Филиппинах (продолжение 1)

В конце предыдущей части нашего рассказа о табачной истории Филиппин мы отмечали, что на всех местных фабриках до отмены табачной монополии сигары производились по кубинской технологии. Однако, справедливости ради, следует уточнить, что процесс внедрения «скрутки а ля гаванская сигара» происходил здесь постепенно. Убедиться в этом нам помогут замечательные очерки И.А. Гончарова о кругосветном путешествии фрегата «Паллада», совершенном в 1852–1855 гг. Гончаров, бывший уже в ту эпоху заядлым курильщиком сигар, знакомится с технологией изготовления сигар на одной из табачных фабрик на Филиппинах. Вот как он описывает это событие, произошедшее в 1854 году в Маниле:

«В последней комнате, перед выходом, за бюро сидел альфорадор, заведывающий одним из отделений. Он говорил по-английски и прежде всего, узнав, что мы русские, сказал, что есть много заказов из Петербурга, потом объяснил, что он, несколько месяцев назад, выписан из Гаваны, чтоб ввести гаванский способ свертывать сигары вместо манильского, который оказывается по многим причинам неудобен. Он сказал, что табак манильский отнюдь не хуже гаванского и что здесь только недостает многих приемов приготовления и, между прочим, свертка нехороша. Он много важности придавал свертке, говорил даже, что она изменяет до некоторой степени вкус самого табака. “Вот две сигары одного табаку и разных сверток, попробуйте, – сказал он, сунув нам в руки по два полена из табаку, – это лучшие сорты, одна свернута по-гавански, круче и косее, другая по-здешнему, прямо. Одна сделана сегодня, другая вчера”, – заключил он, как будто для большей похвалы сигарам.

Я вертел в руках обе сигары с крайней недоверчивостью: “Сделаны вчера, сегодня, – говорил я, – нашел чем угостить!” – и готов был бросить за окно, но из учтивости спрятал в карман, с намерением бросить, лишь только сяду в карету. “Нет, нет, покурите”, – настаивал альфорадор. Нечего делать, я закурил – и вдруг заструился легкий благовонный дым. Сигара, к удивлению моему, закурилась легко, табак был прекрасный, хотя пепел и не совсем бел. “Да, это прекрасная сигара! – сказал я, – нельзя ли купить таких?” – “Нет, это гаванской свертки: готовых нет, недели через две можно, – прибавил он тише, оборачиваясь спиной к нескольким старухам, которые в этой же комнате на полу, свертывали сигары, – я могу вам приготовить несколько тысяч…” – “Мы едва ли столько времени останемся здесь. Отчего ж их в магазине нет?” – сказал я. “Здешние женщины привыкли к своей свертке и оттого по гаванскому способу работают медленно. Вот теперь покурите другую сигару, здешней свертки”. Я закурил, и та хороша, хотя в самом деле не так, как первая: или это так показалось, потому что альфорадор подсказал. “Ну, нельзя ли хоть таких?” – спросил я. “Таких и гораздо меньше, второго сорта, вы найдете в магазине”. –  “А обрезанных с обеих сторон сигар можно найти там?” – “Чирут? Plenty, o plenty (много)! – отвечал он, – то третий и четвертый сорт, обыкновенные, которые все курят, начиная от Индии до Америки, по всему Индийскому и Восточному океанам”».

Описанный Гончаровым эпизод интересен тем, что это одно из немногих свидетельств внедрения в производство сигар нового способа их изготовления. По времени он совпадает с данными, полученными мною из других источников. 

Не менее интересны, в этом смысле, записки о Маниле Густава Карловича Блока, совершившего в 1840-1842 годах кругосветное плавание на военном транспорте «Або» под командой капитан-лейтенанта Андрея Логгиновича Юнкера. По окончании плавания он издал книгу-путешествие «Два года из жизни русского моряка. Описание кругосветного плавания, совершенного в 1840-1842 годах на российском транспорте «Або»». Кроме того в журнале «Сын Отечества» за июнь 1850 года была опубликована  его статья «Первое плавание русского военного судна Малаккским проливом», в которой, скрываясь под псевдонимом «Канибакс», он мастерски описал быт и нравы повстречавшихся ему в плавании людей. 

Особенно нам интересна та часть его зарисовок, которая касается табака. Например, об одной из народностей, населяющих Филиппины, он пишет: «… Тагалы имеют две неумеренные страсти, именно к игре и курению. Последняя распространяется и на женщин; но этого мало: в Манилле нет ни одной хорошенькой девицы, нет даже 12 летнего ребенка, который бы не курил: здесь решительно все курят! Но как бы то ни было, а сигара во рту хорошенькой женщины, в прозрачных ручках наших очаровательниц – по моему решительно всего хуже. Хотя бы мне… «не должно сметь, Свое суждение иметь». Но воля ваша, - а мне это не нравится. Чего мне: не угодно ли послушать подробности полной насмешки, которую разыграли матросы одного французского фрегата, посещавшего Маниллу в 1830 годах. Они заказали огромную сигару, в несколько футов длины и соразмерной толщины, и при торжественном шествии по Бинондскому предместью, курили ее следующим образом: три человека тащили ее с притворным усилием на плечах, между тем как четвертый, в костюме Тагалки, курил эту громадную сигару, пуская целые облака дыму. Мужчины смеялись этой насмешке, а женщины, говорят, чуть было не произвели бунта. Долго ли тут, право, до беды!»

Далее он добавляет: «У Тагалов есть особенный род сигар, называемый фамильным: это оправдывается отчасти величиною этих объемистых сигар, из которых каждая удовлетворяет все семейство Тагала в течение нескольких дней. Можно составить себе понятие о величине этого вида сигар».

Наиболее интересно, на мой взгляд, описание Блоком табачной фабрики, особенно в сравнении с похожими  зарисовками Гончарова, сделанными им во время кругосветного путешествия на фрегате «Паллада»: «… город Манилла состоит из пяти предместий и части, обнесенной крепостным валом, называемой собственно Маниллой. Весь город насчитывает до 10 тысяч жителей; в нем есть университет, несколько училищ и госпитали. Знаменитая табачная фабрика, рассылающая в отдаленнейшие страны вселенной свои превосходные сигары, чрезвычайно обширна; в ней работают ежедневно – исключая праздники – более двух с половиною тысяч работников, в числе которых не более 600 человек мужчины; остальные все женщины. Говорят, что испанское правительство получает с этой фабрики ежегодно чистой прибыли от пяти до восьми сот тысяч пиастров; но чего стоит содержание фабрики и такого огромного числа рабочих? – В бытность мою в Манилле, тысяча лучших сигар обходилась в шесть с половиною пиастров: почти в шестеро дешевле петербургских цен!... Манильская сигара имеет большое преимущество пред гаванскими сигарами: в тысяче трудно отыскать одну, которая бы не курилась. На этой сигарочной фабрике был при нас один рабочий, слепец, который занимался свертыванием испанских чурутас (в роде папирос) обеими руками – но так ловко, что нельзя было надивиться его проворству. Королевская сигарочная фабрика в Манилле устроена превосходно. Она приобретает табак от жителей, сеющих его, по установленной и самой умеренной цене».

Однако, мы увлеклись, и продолжаем наше основное повествование.

С самого начала табачная монополия вызывала решительное неприятие филиппинского населения (злоупотребления властью, контрабанда, повсеместная коррупция, несправедливость, наказания и т. д.). Однако, несмотря на все свои недостатки, она смогла просуществовать почти сто лет благодаря той прибыли, которую она приносила испанской казне. Коррупция, вымогательство, низкая производительность и т.д., порожденные табачной монополией, были постоянной причиной жалоб, в том числе со стороны членов самого правительства. Ситуацию, к которой привела монополия вкратце можно охарактеризовать следующим образом:

- отсталость в методах ведения сельского хозяйства;

- отсутствие сельскохозяйственного образования;

- низкая производительность труда на фабриках из-за устаревших процессов, из-за отсутствия современных технических знаний и надлежащей подготовки рабочих.

Испанская корона, зная об этой неспокойной ситуации на архипелаге, несколько раз пыталась ее разрешить. В 1844 году была предпринята попытка сдать монополию на откуп банкиру Саламанка, согласившемуся разделить прибыль с самим государством, но контракт пришлось расторгнуть из-за доказательств коррупции и сговора самого откупщика с контрабандистами. В 1855 году была предпринята еще одна попытка, на этот раз Прогрессивной партией, предложившей заменить табачную ренту налогами на торговлю и производство, но она так и не была реализована, поскольку Прогрессивная партия распалась раньше. В 1866 году был издан декрет, разрешавший свободную продажу и оборот табака, произведенного на Кубе и Пуэрто-Рико. При этом его импорт на Филиппины облагался пошлинами. Однако эта мера привела только к росту контрабанды, и в результате была отменена в 1868 году.

До 1868 года Филиппины были колонией, "практически забытой" испанским государством как в политико-административных, так и в социальных аспектах. В экономике ситуация была не лучше, поскольку элита китайских и местных торговцев в союзе с иностранцами де-факто контролировала экономику архипелага. 

Этнической и социальной средой, из которой вырастал слой местной буржуазии, было метисское население колонии, главным образом китайского происхождения. Увеличение слоя китайских метисов относится ко второй половине XVIII в., когда метисский торгово-ростовщический капитал стал проникать во внутреннюю торговлю колонии. Китайские метисы, подвергавшиеся значительно меньшей дискриминации со стороны колониальных властей, нежели китайцы, успешно конкурировали с представителями китайского торгового капитала. С середины XIX в. метисский капитал устремился в те сферы экономики, где создались благоприятные условия для расширения его деятельности. Помимо посреднической торговли представители метисской буржуазии занимались финансированием иностранных (неиспанских) фирм и компаний. Финансовые и посреднические операции приносили большие доходы. В среде китайских метисов появились крупные коммерсанты, владельцы банковских учреждений, судовых агентств, помещики, связанные с торговлей на экспорт. Метисская буржуазия оказалась тесно связанной с европейским и американским торговым капиталом, выполняя посреднические функции в торговых операциях иностранных коммерсантов (неиспанцев), ограниченных в своих действиях на архипелаге.

В 30—40-е годы XIX в. на долю Англии приходилось до двух третей стоимости филиппинского импорта и экспорта. Главной статьей английского ввоза на Филиппины служил текстиль (хлопчатобумажные, шерстяные и льняные ткани), с архипелага англичане вывозили сахар, индиго, табак, кофе, абаку (манильскую пеньку). 

В этот период главным конкурентом Англии на Филиппинах были Соединенные Штаты. Англо-американское соперничество здесь являлось продолжением борьбы, развернувшейся между этими державами за китайский рынок. Филиппины интересовали США прежде всего как источник получения абаки, которая использовалась для оснастки судов и в экспорте которой США занимали первое место. Кроме абаки американцы вывозили значительное количество сахара, индиго, кофе и древесины, уступая по этим статьям экспорта только англичанам. В филиппинском импорте США занимали второе место после Англии. В 40-е годы на их долю приходилась шестая часть всего товарооборота Манилы. В 50—60-х годах США, потеснив Англию, добились преобладания в филиппинской экспортной торговле.

Представители английских и американских торговых фирм первыми начали обосновываться за пределами Манилы. Под давлением европейских и американских коммерсантов испанцы вынуждены были открыть все основные порты колонии: Суал (пров. Пангасинан), Илоило (Панай), Замбоанга (Минданао) — в 1855 г., Себу — в 1860 г. Все эти порты, за исключением Замбоанги, имевшей преимущественно стратегическое значение как опорная база в борьбе с моро, являлись крупными экономическими центрами. За 15 лет, прошедших с момента их открытия, внешний товарооборот Филиппин возрос почти в 5 раз. К 70-м годам филиппинский рынок был окончательно подчинен интересам европейского и американского торгового капитала.

Испания была не в состоянии воспрепятствовать проникновению на Филиппины развитых стран. С начала XIX в. испанское правительство пыталось проводить политику, направленную к сдерживанию экономической экспансии. Была принята серия законов, регламентировавших сферу деятельности в колонии иностранных коммерсантов, до 60-х годов она ограничивалась торговлей; иностранным подданным запрещалось приобретать земельную собственность и закладывать плантации. Коммерческая деятельность также подвергалась ограничениям — действовали таможенные правила, допускавшие полный произвол в оценке товаров и взимании пошлинных сборов.

(Продолжение следует...)